«Прасковьюшка расплакалась и призналась в самом страшном своем грехе. В годы войны, когда отца забрали на фронт, в семье остались пятеро детей, из которых она оказалась старшей. Вот тогда и узнали, что такое голод. Жесточайшей экономией им удалось наскрести денег и купить на рынке буханку хлеба. Дрожащими руками голодный двенадцатилетний ребенок разрезал хлеб на десять кусков и отправился продавать его на станцию — солдатам из воинских эшелонов, которые шли на фронт. На вырученные деньги она уже могла купить больше хлеба: часть — домой, а другую буханку — вновь на продажу. По нашим-то временам какой же это грех? Нормальный бизнес.
— Они же, солдатики молоденькие, сами голодные, на фронт умирать ехали, а я на них шпекулярила!
И плачет, плачет старый человек по-детски горько, размазывая по щекам слезы кулачками...
Как нам нынешним понять этих стариков, без меры за свою жизнь хлебнувших и горя, и страданий, сохраняя при том кристальную нравственную чистоту? Как же вышло так, что вырастили они нас — сытых и равнодушных? А мы все смотрим на них, штурмующих почту в очереди за нищенской пенсией или часами просиживающих в больнице в надежде на бесплатный прием, и кроме раздражения к ним ничего не испытываем...»